В середине марта остатки 1-й Гв. КК перебросили ближе к Харькову. Кавалеристы, в том числе и наш артдивизион, заняли оборону вокруг большого наполовину сожженного села Непокрытое, раскинувшегося на холмах между Харьковом и Донцом. Огневые позиции дивизиона разместились на западной окраине села вдоль спускавшейся с холма улицы с расчетом держать под прицелом широкую речную пойму. За поймой в двух километрах западнее располагался наблюдательный пункт, куда мы протянули полевую телефонную линию. В стереотрубу, которую артразведчики поставили на чердаке какого-то большого строения, были видны окраины Харькова. Нашими соседями здесь оказались наблюдатели полка тяжелых самоходных артиллерийских установок. Такие САУ только начали поступать на вооружение, и мы их видели впервые. Из разговоров с соседями узнаем, что их полк на днях прибыл прямо с Урала по железной дороге, комплектовался наспех преимущественно рабочими от станка. Полк САУ вместе с частями нашего корпуса уже на следующее утро попал под удар танков дивизии СС «Мертвая голова», которая обошла Харьков с севера и повернула на юг для завершения окружения города. Что произошло с этим полком, не известно. Его великолепных пушек мы не видели и не слышали ни во время боев за Непокрытое, ни после. В тот день события развивались с возрастающим накалом. На рассвете я получил по телефону приказ срочно снять связь и вернуться в Непокрытое. Тотчас связисты начали намотку кабеля на катушки, которые укладывались в двуколку (двухколесную повозку, запряженную одной лошадью), я ехал рядом верхом. На середине поймы у небольшой речки стоял брошенный еще в 1942 году наш легкий танк. Когда мы с ним поравнялись, перед моей лошадью взметнулся фонтан снега, затем второй. Это был верный признак падения в мягкий болотистый грунт «болванок» — немецких не разрывающихся при ударе о землю противотанковых снарядов. Я оглянулся и увидел, как с севера примерно в километре от нас из-за заснеженных холмов в шахматном порядке выползали вражеские танки, ведя огонь на ходу. Их число быстро нарастало, и мы вскоре сбились со счета. Нашей небольшой группе досталось попутно: видимо, брошенный танк немцы посчитали важной мишенью. Мы ускорили темп работы и без потерь вернулись в штаб дивизиона. Огонь прямой наводкой, открытый батареями по танкам, длился недолго, так как на каждое орудие имелось всего по четыре снаряда. Артиллеристы попытались снять пушки с огневой позиции, но тянувшие орудия шестерки коней-тяжеловесов, попарно запряженных цугом, были слишком заметной целью и быстро расстреливались противником. Между тем бой за Непокрытое разгорался, немцы уже частично заняли село. Несколько наших «тридцатьчетверок» медленно пятились по сожженной сельской улице, изредка останавливаясь для орудийного выстрела. То и дело раздавались необычные быстро затухающие звуки, как будто кто-то натягивал и отпускал гигантскую тугую струну — так рикошетировали от мерзлого грунта вражеские «болванки». Свернув связь, мы, телефонисты, на время остались без работы и направились пообедать. Полевая кухня, как нам казалось, стояла далеко в тылу на юго-восточной окраине села под большим обрывом, прикрывающим ее с севера. Только принялись за еду, как прямо над нашими головами к обрыву вышел вражеский танк. К счастью, кухня была в мертвой зоне и поэтому недосягаема для его пуль и снарядов. Танк по каким-то причинам не стал спускаться вниз и, сделав пару выстрелов из пушки по мостику внизу, убрался восвояси.

Вернулись в штабную хату, я увидел командира дивизиона, майора Калашникова, сидящим на стуле в межоконном пролете спиной к стене. За окнами во дворе беспрерывно рвались снаряды, но этот храбрый и хладнокровный человек как будто не обращал внимания на них. Положение дивизиона становилось критическим. Почти все Непокрытое уже было в руках противника, орудия вывозить было нечем, а приказ об отступлении не поступал. Узнав от меня, что телефонная связь с прикрывавшими село кавалеристами прервана, майор приказал послать к ним связного. Вскоре тот вернулся и доложил, что кавполк покидает позиции, после чего командир самостоятельно отдал приказ об отходе.

Проведя ночь в лесу, мы на следующее утро были уже в четырех километрах от Непокрытого в районном центре Старый Салтов. Это было большое селение, протянувшееся вдоль западного берега Донца, через которое к деревянному мосту на реке проходило шоссе из Харькова. Части корпуса заняли оборону на северной и западной окраинах Старого Салтова, но уже через несколько дней поступил приказ об отходе за Донец.

Я не помню более неудачно проведенной операции.

Солнечным утром 19-го марта остатки 1-го Кавкорпуса начали вытягиваться к мосту по длинному земляному пандусу. Неожиданно появилась большая группа пикирующих бомбардировщиков Ю-87 и, не встречая огневого противодействия, сбросила с одного захода весь бомбовый груз на мост и подходы к нему. Не имея возможности свернуть с узкой дороги, повозки, пушки, пулеметные тачанки, машины скатывались переворачиваясь с крутых склонов насыпи. Почти одновременно с севера вдоль Донца, смяв слабое прикрытие, к мосту прорвались танки с десантом автоматчиков все той же дивизии СС «Мертвая голова». Прижатые к реке и дезорганизованные бомбежкой, наши части не смогли оказать серьезного сопротивления и хаотично пытались переправиться через реку кто по льду, кто по стропилам разрушенного моста.

Мне, можно сказать, повезло. Снимая свою телефонную технику, я задержался в штабной хате и покинул ее, когда наш дивизион уже подходил к мосту. Через несколько минут после бомбежки у пандуса началась непрерывающаяся пулеметно-автоматная стрельба. Идти туда уже не имело смысла, и я вместе с несколькими бойцами двинулись по сельской улице на юг, надеясь отыскать безопасную переправу. В километре ниже моста наша небольшая группа перешла по нетронутому льду на восточный берег Донца. Оказавшись в безопасности, мы решили досмотреть чем закончится бой. Тут произошел эпизод, который хоть немного порадовал нас в тот тяжелый день. С запада снова появилась группа Ю-87-х и легла на боевой курс, нацелившись на центральную часть Старого Салтова. Вступившая уже сюда вражеская пехота пускала одну ракету за другой, обозначая свое присутствие. Но, видимо, у противника произошел какой-то сбой, и его бомбардировщики, не обращая внимания на сигналы, отбомбились по своим.

После долгих ночных хождений от села к селу мы в конце концов нашли свой дивизион и затем отсыпались целый день. К вечеру меня и еще нескольких человек вызвал командир дивизиона. Дело оказалось в следующем. Накануне в бою на западном берегу у моста погиб помначштаба дивизиона гвардии старший лейтенант Валерий Петрович Алхазов. Он ехал верхом, держа на седле перед собой металлический ящик со штабными документами. Сраженный пулей в грудь Алхазов, свалившись с коня, успев лишь сказать своему ординарцу: «Фомин, спасайся…» Перебравшись на восточный берег по стропилам моста, Фомин доложил об этом командиру дивизиона, который решил послать добровольцев для спасения документов. Вызвался идти на западный берег и я. Мне хотелось достойно похоронить В. П. Алхазова, который был моим другом. Вечером мы на санях подъехали к берегу Донца, где уже окопались кавалеристы. У них выяснили, что на другом берегу тихо, немцы ничем себя не проявляют, а по льду можно перебраться, если взять с собой доски для перекрытия полыней. Добровольцы разделились на две группы по четыре-пять человек, одна из которых решила искать переправу южнее моста, а вторая пошла вдоль восточного пандуса, захватив с собой несколько досок. Ко второй группе присоединился и я.

Была светлая лунная ночь, слегка подморозило. Мы осторожно крались вдоль тянувшейся к мосту насыпи, напряженно ожидая встретить пулеметную очередь. Но было тихо, что придало нам смелость. Удачно перешли по льду на западный берег. При мертвенном лунном свете перед нами предстала картина побоища, которую я до сих пор не могу забыть. Разбросанные по заснеженному полю повозки, сани, пушки, некоторые из них опрокинуты, застывшие в разных позах убитые солдаты, труппы коней и бродящие среди всего этого бесхозные лошади. Особенно нас потрясла пулеметная тачанка, запряженная четверкой лошадей, три из которых были убиты, а раненая левая пристяжная безостановочно, как маятник, через одинаковые промежутки времени то вставала, то ложилась. Видимо, кони тоже могут терять рассудок… Операция завершилась благополучно, без стрельбы. Нашли труп Алхазова, ящик с документами, все это погрузили в розвальни, запрягли в них одну из прибившихся к нам лошадей и переправились на восточный берег по нетронутому льду в полукилометре южнее моста. Успех операции объяснялся благоприятным для нас непредвиденным обстоятельством. Отбросившие нас за Донец немцы были на пределе своих сил и отдыхали в теплых домах Старого Салтова в полукилометре от моста, не выставив на берегу даже наблюдателей.

Гвардии старшего лейтенанта В. П. Алхазова похоронили с воинскими почестями на площади у школы в деревне Шевченково-2 Валуйского района Курской области.

Несмотря на весенние неудачи, в армии росла уверенность в том, что перелом в ходе войны уже наступил, и мы обязательно будем в Берлине.