Коммерция: Продам прибор нормализации артериального давления
Рекомендую отказаться от медикаментов! Продам прибор нормализации артериального давления.Уникальный прибор для тех кого беспокоит давление, обладает высокой терапевтической эффективностью и может быть использован в еще более широких масштабах в качестве нетравмирующего,не вызывающего каких-либо побочных осложнений немедикаментозного средства.Прибор номинировался на Нобелевскую премию в 2008г. тел. для справок: 050-779-14-42; 093-019-00-22 Читать далее...
Письмо без письма: Без тепла, без печали, Без радости: значит, написано зря? С.Турчина
… Она проснулась в кромешной темноте. Голова «распухла» от желания есть, и желудок бунтовал, гудел, а глаза лихорадочно рыскали в поиске пищи. Она понимала рассудком, что здесь ничего нет, но… А еще, остро, безумно хотелось выпить. Глоток «левой» водки, глоток пива, что угодно, но выпить, и снова забыться. Спустя час, очнувшись от забытья, она слышит звонок будильника. Пора вставать. А еще часом позже в предрассветной дымке она метет так опротивевшие ей тротуары, зная, что ей некуда деться. Забот в ее хозяйстве много. И двор подмести и мусор в контейнеры собрать, да еще в подъездах прибрать. Забот много, только плохие предчувствия терзают ее душу. - От выпитого вчера или от действительно чего-то плохого? - так звучит ее мысль-догадка, и первый круг «ада» как она называет уборку двора, окончен. Впереди длинный день, и в самом его конце конура, имеющая имя «комната», и скромный ужин, он же обед-то что сумела приобрести. Темнота, подкравшись, застает ее в привычном занятии. Горка хлеба, рюмка водки и открытая банка - рыбные консервы. Постепенно хмель ударяет в голову и, скрестив обе ладони, подперев ими тяжелевший каждую минуту подбородок, она замирает. Ей кажется, что она слышит шум голосов, ярость гнавшейся за ней толпы. Ей казалось, что она все по-прежнему среди столичной суеты и ее эхо, навсегда засевшее в голове, никуда не ушло. Оно, как заноза, все напоминает о том, кем она была. Кем стала? Да это сейчас неважно, как неважен ей ее внешний вид. Впрочем, как неважно все то, что она стыдливо прячет от себя самой. Очнувшись, обтерев рукав грязной, давно немытой ладонью и, взглянув на нее, усмехнулась. Не было следов раскаивания, как и не было вопроса, который она задавала себе еще год назад: Что со мной? Что происходит? Почему я вот здесь, среди убогости и сирости подвального помещения именуемого общежитием ЖЭКа. Надо мной смеются, надо мной издеваются, а я терплю, жалобно канюча подаяние у жильцов, машу метлой, и порой, получаю оскорбление в лицо. Так кто же я? «Нет тепла, нет радости, значит все пережито зря? И что мне остается? Броситься под колеса машины или спрыгнуть с моста? Но мне хочется жить. Как поступить, и где выход?»-так звучит ее мысль. Огрызок карандаша бросается в глаза, и в тот же миг она понимает: Это единственное что осталось, то, о чем я так долго мечтала. Обведя глазами свое жилище, она, снова улыбнувшись, резко поднялась, потянулась к старой обветшалой шкатулке. Здесь среди старых, пожелтевших фотографий, она нашла письмо. Да, обычный, пожелтевший, как и фотографии, конверт, но со странной почтовой пометкой-возврат отправителю-адресату. Она помнит все, что в нем написано, но сейчас, руки сами не понимая, что делают, открывают конверт. Надев старомодные, обмотанные синей изолентой очки, она тихо шевелит губами, читает. Здравствуй, мама! Это пишет Маша, исчезнувшая, как ты недавно передавала через своих соседей. Я не исчезла, напротив, жива, здорова, и могу сказать тебе, что многого добилась. У меня прекрасная квартира, можно сказать дом- полная чаша. На работу, о которой ты так пошло отзывалась, меня, возит личный шофер. Мне хорошо, лучше, чем когда-либо. Ты мимоходом вспоминаешь болезнь отца. Извини, но у меня нет лишних средств, тем более что собираюсь менять квартиру на большую в центре. Больше мне не о чем написать. Да, кстати. Могу прислать немного, ну скажем рублей сто. Хотя, знаю тебя, ты их вряд ли примешь. Маша. Отчетливая и вместе с тем туманная мысль, как и воспоминание, ранит, бередит душу и все то, что скрыто даже от нее. -И вот прошли годы, десятилетия. Маме уже под девяносто, но как мне передавали, держится она на ногах крепко, все, так, же как и раньше, строго оценивает жизнь. Хорошо это или нет? И да, и нет. Много с той поры утекло воды, многое было, многое забыто. Но сейчас, когда на склоне лет чувствуешь, что внутри еще горит огонек, нужно покаяться, но как? Как выразить все то, о чем позабыла и что позабросила, разменялась на пустое и лишнее. Как просить ее, старую девяностолетнюю женщину, вспомнить ее девчонку, свою дочь? Как попросить ее простить то, что она не помогла, но не приехала на похороны отца. Отца, который в ней души не чаял, и который украдкой, когда ушла из дома, высылал ей деньги, но об этом она забыла. Стерла из своей памяти это, как и его самого. Разве можно простить то, что она за все годы, эти прошедшие тридцать лет, ни разу не была у него на могилке, не положила венок, не вспомнила о нем в родительский день перед пасхой? Кто она? Жестокая и грешная или покаявшаяся в своем грехе женщина? У нее нет ответа на этот вопрос. Ее руки дрожат, а карандаш обжигает пальцы. А мысль, быстрая и полновесная, как река, возвращается, не давая передышки-«Что делать? Как излить все то, о чем возможно завтра пожалею?» Воспоминание, как снаряд, разрывается в ее голове: Цветущая, полная сил и задора красивая женщина. Ее новая работа, столичные партийные «шишки», и она, ублажающая их. Ей нравилось то, чем она занималась. Она прекрасно помнила, что пришла и стала этим заниматься по своему собственному желанию. Она так- хотела. Хороший загар, прекрасные пляжи летом, вдали от родных берегов, а зимой - работа и еще раз работа. Так шли, летели годы, но однажды, все резко изменилось. Почему? Она задавала себе этот вопрос, и всегда находила ответ: Они. То есть те, кто ей завидовал, они виноваты. Но однажды, она услышала правдивый ответ, от такой же «бывшей»: Ты вышла из игры. Ты просто вышла в тираж. Ищи, милочка, другой путь. Но как? Какой искать путь, если все к чему шла, что заработала, все в один день превратилось в труху. Жгущей болью отдает в районе сердца, душа мечется, не понимая, что ей надо, а рассудок, потерявшись в хмельных парах, молчит. Слеза, одинокая блеснувшая на свету слеза, обжигает щеку, добавляя еще одну боль. Она плачет и дрожащей рукой начинает писать. Здравствуй, мама. Пишет тебе, свое, возможно последнее письмо твоя дочь Маша. Я знаю, что ты сейчас чувствуешь, открыв конверт, но погоди, не торопись его рвать, прочти…Мне трудно передать все то, о чем я думала эти годы. Как и то, как трудно было взять за столько лет карандаш и написать тебе. Мое сердце разрывается от боли, а душа, частица ее: она трепещет. Я сейчас прошу тебя об одном: прости, если сможешь. Прости, и будь милосердной, только потому, что я от плоти твоя плоть и твоя кровь. Я раскаиваюсь во всем, в чем была моя вина. Прости меня мама. Маша. Всю последующую ночь она не спала. Хмель давно выветрился, а она, прижав к себе рваную подушку, все продолжала глотать слезы. Когда ее мысли прервал звонок будильника, она не встала, не вскочила, озираясь в своей комнате непонимающим сонным взглядом. Сегодняшнее утро, обойдется без нее. Но жизнь, спустя неделю, не угасла. Наоборот, она, после того как отправила конверт, не ожидая впрочем, ответа, неожиданно изменилась. Ее начальник ЖЭКа долговязый Евгений Иванович, неожиданно предложил ей должность. Не высокая, но вместе с тем обязывающая к дисциплине, должность мастера участка. Вот тогда, она впервые за прошедшие годы обрадовалась. Пусть не то, о чем мечталось, но все-таки лучше, и может быть… А спустя еще десять дней, пришел ответ. Но не такой, не в той форме, каким она ждала. Письмо было написано неким Волошиным, директором приюта, где жила ее мама. Он кратко пояснял в нем, что мамы больше нет. То есть, Марта Ивановна умерла еще прошлой зимой. К письму прилагался запечатанный конверт, но адресованный именно ей. Она не понимала - зачем? Почему и зачем мама не отправила конверт, судя по той дате, что стояла прописью на обратной стороне. Неужели она знала или надеялась, что ее падшая дочь ей напишет? Или это было прощальное письмо? Дрожащими пальцами она вскрыла конверт и прочла: Здравствуй, милая Маша. Здравствуй, доченька. Для тебя, наверное, это прозвучит странно, но именно так, я хочу тебя назвать. Я знаю, что когда-то, после моей смерти ты придешь на мою могилку, и только там все поймешь и осознаешь. Я не буду тебя в этом письме учить жизни, как не буду надоедать. Ты сама все осознаешь, рано или поздно. Я давно выплакало все слезы. Я давно тебя, милая моя, простила. Мы с отцом любим тебя. Да, именно любим, а не любили, потому что он, его душа, она рядом, он смотрит с небес на тебя, на меня и он ждет нас. Именно теперь она поняла. Искрой, молнией или вспышкой, это теперь неважно. Боль, раскаяние, и пустота. Отчетливо ворвалось когда-то прочитанного ею стихотворения: « - Без тепла, без печали, без радости: - значит, написано зря? Значит, ее жизнь без всего этого, и вместе с этим - напрасна? Ее жизнь прошла впустую? А призрачная фортуна, та, которую она боготворила, обменяв ее на истинную веру- это лишь иллюзия и самообман? Как же так!? Боже! Почему именно так?» Взгляд, медленно перемещается от стола к окну, и от него к двери. Все сейчас сделалось отчетливым, как никогда. Ее выбор определен. Краем глаза она замечает именно ту вещь, что ей больше всего нужна. Не очень толстая, но прочная, как сталь, бельевая веревка: это ее выход. Ведь там, на небесах ее ждут. Мама, с ее не исчезнувшими за прожитые годы веснушками, и отец, молчаливый, добрый увалень. Если что-либо и заботит ее душу, так это то, как она будет выглядеть там…Отношение к себе, так и ко всему что было определено Свыше. И только сейчас, она поняла свою ошибку, свою подлость, и едва ее рука дотянулась до веревки, тонкая нить державшая ее на этом свете резко оборвалась… 2008г
Категория: Творчество | Додав: Камеристый (21-11-2009)
| Автор: Виктор Камеристый
Переглядів: 1322
| Рейтинг: 4.5/2 |
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Реєстрація | вхід ]
